Крымский синдром как стремление к смерти. Мнение Андрея Васильева

Getting your Trinity Audio player ready...

Эта статья под названием «Земля мертвых» впервые вышла на сайте РуФабула.
На заглавном изображении картина «Воины Апокалипсиса» (1887), худ. Виктор Михайлович Васнецов: конь бел, конь рыж, конь ворон и конь блед (церковносл.). Вверху в центре виден Агнец.

В дискурсе российских СМИ Крым это Авалон, остров блаженных, с кисельными берегами, омываемыми водами теплого моря, куда впадают реки из млека и мёда. Здесь строят мосты, рокады, порталы, заводы по опреснению морской воды, парки, русские Диснейленды, монорельсы и канатные дороги. Здесь нет никаких проблем, а жизнь радостна и беззаботна, как у советских курортников.

Перефразируя Остапа Бендера, можно сказать, что Крым это миф о загробной жизни. Отсюда уже не возвращаются. Потому так много россиян мечтает переехать на полуостров, чтобы увидеть его и умереть.

И это стремление неслучайно. На протяжении столетий Крым был тем местом, где о мертвых заботились больше, чем о живых. Древнейшие бесписьменные обитатели полуострова не оставили после себя практически ничего кроме погребальных комплексов – «каменных ящиков». Эта традиция сохранилась и в последующие века. Так, ученые, изучавшие культуру античного Боспорского царства, указывали на печать «мертвенности», лежащую на ней. Его жителей интересовали совершенно другие вопросы, нежели их современников – просвещенных граждан Афин и Милета, стремившихся к познанию мира и природы. В отличие от них, греки-боспоряне искали тайны смерти.

Подписывайтесь на наши новости в Facebook и Вконтакте

«Об исключительном значении потустороннего мира для боспорян свидетельствует не только удивительное богатство и разнообразие предметов погребального инвентаря их могил, но и бросающееся в глаза великолепие боспорских склепов, особенно на фоне незначительности находок архитектурных остатков храмов. Несомненно, храмы на Боспоре строили, однако их художественные достоинства едва ли могли сравниться с такими погребальными памятниками, как изумительный склеп Царского кургана или впечатляющий ландшафтно-архитектурный ансамбль некрополя Юз-Обы», – пишет И.Ю. Шауб в исследовании «Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье VII-IV вв до н.э».

Наши современники, даже считающие себя православными, как свидетельствуют данные соцопросов, в большинстве своём не верят ни в загробную жизнь, ни в воскресение, поэтому религия мёртвых эпохи постмодерна представляет собой странное сочетание культа предков и стремления к небытию.

Особенно ярко для русского мiра эти тенденции проявляются в Крыму и Севастополе. Современный культ мёртвых произрастает здесь из мифа о двух оборонах (во время Крымской и Второй мировой войны) и представляет собой важнейшую составляющую региональной идентичности.

По крайней мере, так определяет ее официальный сайт Севастопольского ЗакСобрания, на котором, в частности, можно прочитать такой заголовок: «Борьба за Севастополь, за собственную идентичность вылилась в борьбу за сохранение памятников истории и культуры». Конечно же, речь идет в первую очередь об объектах российского и советского наследия, так как более древние рассматриваются в массовом сознании как принадлежащие чуждым и давно забытым народам и культурам.

Севастопольская идентичность – это отождествление себя с памятниками и мемориалами. Это культ предков (зачастую чужих или выдуманных), жрицами которого выступают старушки-весталки, живущие на немаленькие пенсии по утере кормильца: мужа-военного или мужа-гэбиста. Недаром в городе так часто употребляют затертую фразу «Севастополь – музей под открытым небом». Огромный музей, в котором работают десятки тысяч смотрителей.

Проблема в том, что музейное пространство изначально не предусмотрено для жизни, так как в нем хорошо живется только мертвым.

Главные лозунги «крымской весны»: «Умереть в России» и «Вернуться в лоно матушки-России» – по сути тождественны и камуфлируют жажду небытия. Ведь вновь погрузиться в лоно матери-земли это то же самое, что умереть. Не знаю, кто автор первого, но второй я много раз слышал от патриарха пророссийского движения 90-х Александра Георгиевича Круглова, которому уже тогда было далеко за семьдесят. Неоднократно хотел задать ему евангельский вопрос: «Как человек, будучи стар, может в другой раз войти в утробу матери своей?». Но не хотелось обижать аксакала.

Впрочем, мертвые скоро нашли себе более молодого и энергичного посла в нашем мире. Им стал герой «русской весны», владелец группы компаний «Таврида Электрик» Алексей Чалый. До событий 2014 года он был известен главным образом как человек, создавший мемориальный комплекс «35-я батарея» на мысе Херсонес, где летом 1942 года советское командование и партийные работники бросили на страшную смерть остатки гарнизона, защищавшего Севастополь.

Елейные журналисты из принадлежащего Чалому телеканала НТС назвали музейный комплекс «Севастопольским Пантеоном». Дословно с греческого «Пантеон» это храм всех богов. Так произошла инверсия. Горнее поменялось местами с подземным, а обитатели царства теней получили божественный статус.

Показательна и апокрифическая история времен «русской весны». Пока Алексей Чалый изображал из себя «народного мэра», а приехавшие с Кубани башибузуки и вооруженные до зубов зеленые человечки – мирных крымчан, купивших самолеты и БТР в военторге, его брат и миноритарный совладелец «Тавриды Электрик» – Михаил – встречался с представителями городского духовенства. Он всячески упрашивал местных попов, чтобы в «случае чего» горячо-любимого брата Алексея похоронили во Владимирском соборе усыпальнице-адмиралов или на Братском кладбище Севастополя. Том самом, где, кроме погибших в Крымской войне, недавно нашли последнее пристанище севастопольские криминальные авторитеты Поданев и Рулев, а также Янукович-младший. От такой трогательной заботы о брате у любого настоящего севастопольца на глазах наворачиваются слезы. Да и компания подобралась бы теплая!

Позже сам Алексей Чалый в интервью Омскому телеканалу «Продвижение» расскажет о мотивах, которые заставили его весной 2014 года поставить на кон свой бизнес, состояние и возможно жизнь. Отвечая на вопрос, почему он возглавил движение за присоединение Севастополя и Крыма к России, Чалый меланхолично ответил:

– Мы не могли позволить, чтобы фамилии наших воинов, погибших, защищая город во время ВОВ, писали на украинском языке.
– А что вас поддерживало в эти трудные дни? – поинтересовалась симпатичная журналистка
– Песня Высоцкого: «Наши мертвые нас не оставят в беде», – откровенно признался экс-народный мэр.

Признание тем более смелое, что митинг «Народной воли» 23 февраля 2014 года, на который Чалый пришел в окружении незримого воинства мертвых, стал первым актом сецессии Крыма и прологом к войне на Донбассе, унесшей жизни тысяч живых и разрушившей судьбы миллионов людей.

Но бородатому патриоту доля живых не особенно интересна. Позже, уже став российским провинциальным чиновником – председателем Законодательного Собрания Севастополя, Чалый поделился своими взглядами на вопросы местного самоуправления в России.

В студии Русской службы новостей, он сказал, что ЗакСобрание существует не для того, чтобы быть «омбудсменом» жителей Севастополя. Когда же у него поинтересовались, чем должен заниматься законодательный орган субъекта Российской Федерации, Алексей Михайлович не моргнув глазом ответил, что его функция выступать «омбудсменом объектов историко-культурного наследия». Одним словом, представлять интересы не людей, а памятников, не живых, а умерших.

Отсюда уже один шаг до смелого предложения единомышленника Чалого, академика РАН Агеева наделить 27 миллионов советских граждан, погибших во Второй мировой войне, правом голоса. Севастополь как нельзя лучше подходит в качестве пилотного региона для реализации этого смелого эксперимента.

Каменистая почва Трахейского полуострова пропитана засохшей кровью. Психические останки десятков тысяч погибших продолжают пребывать на этой земле, активно вмешиваясь в дела живых через своих «омбудсменов» в нашем мире. В феврале 2014 года Севастополь увлек за собой Крым, и они образовали центр воронки, которая втягивает в водоворот соседние страны и народы, подобно описанной Эдгаром По в его «Низвержении в Мальстрём» бездне. Чалый, Аксенов, Поклонская и Гиркин – четыре гротескных всадника русского апокалипсиса, открывших мертвецам дорогу в мир живых. Ведь неслучайно древние помещали вход в царство Аида где-то в Крыму. Его обитатели жаждут хотя бы на время вернуть сознание и разум. Но для этого, как сообщает Гомер, тени «множества павших в жестоких сраженьях мужей» должны причаститься кровавой жертве.

В благодарность любой желающий россиянин получает от них дозволение омыться в багровых водах Ахерона. У мыса Херсонес, где находится «Севастопольский Пантеон», периодически наблюдается редкое явление – красный прилив, когда вода окрашивается в цвет крови. Не упустите этот момент инициации в культ мертвых. Иначе, вообще, зачем было присоединять Крым?