Россия не радует. Мнение писателя из Севастополя Платона Беседина

Getting your Trinity Audio player ready...

От редакции «Диктофона»: Писатель из Севастополя Платон Беседин не скрывает разочарования новыми порядками в южном городе. Его заметки в «Московском комсомольце» вызывают недовольство российских чиновников. И это несмотря на ритуальные выпады против Украины, пропагандистские штампы про «вернулись домой» и т.п. Приводим ниже последний текст Беседина про «Крымскую весну наоборот».

Возвращению Севастополя в Россию во многом способствовало странное отношение украинских властей к городу-герою — к его облику и истории. Нет, речь шла не о бандеризации, которой нас привыкли стращать, а о вполне конкретных вещах. Вроде попытки переноса Вечного огня или установки дикого памятника гетману Сагайдачному. Понятно, что летопись Севастополя шла вразрез с идеологией, укреплявшейся на Украине.

Но вот город-герой вернулся домой. И что мы увидели? Непонимание заезжими чиновниками местной специфики. Это выражается как в мелочах, так и в глобальных вещах. Севастополь стремительно теряет свой облик, а вместе с тем и свой дух, потому что одно неразрывно связано с другим.

Надо понимать, что есть город-герой на карте России. Это и засечный камень, и исток, и точка сборки русской цивилизации. Каждое знаковое место здесь связано с важнейшим этапом становления России: от Херсонеса с Кириллом и Мефодием до Малахова кургана с вице-адмиралом Корниловым.

Достаточно пройтись по Центральному холму Севастополя, чтобы ощутить великую историю города, а вместе с тем и всей России. От перевязочных пунктов, где оперировал Николай Пирогов, через усыпальницу адмиралов во Владимирском соборе до площади Ушакова с легендарным Матросским клубом, где впервые в украинские времена подняли российский флаг. После можно подняться на Исторический бульвар, где воевал Лев Толстой.

Безусловно, Севастополь уже не тот, что был в советское время — закрытый белокаменный город. С началом перестройки и затем уже в украинские годы он стал ветшать и тускнеть. Конечно, многое в нем необходимо восстанавливать, реставрировать, но тут важен особый подход. Необходимо сохранить аутентичность Севастополя, чтобы укрепить его на метакультурной карте России.

Меж тем чиновники, отвечающие за это, похоже, не слишком хорошо осознают, где они оказались. И ключевая проблема тут в том, что они не ощущают духа города, не относятся к нему с пиететом, а потому используют стандартные методы. Но стандартизированный подход не значит эффективный. К каждому объекту в Севастополе — особенно к тому, что хранит историю великих побед — необходимо подходить аккуратно, индивидуально, с особой заботой. Иначе из знакового места оно превратится в рядовое. И это кощунственно, если учесть, что в буквальном смысле каждый сантиметр севастопольской земли пропитан кровью ее защитников.

Вот я вспомнил Центральный холм. Там начали реконструкцию. Разворотили часть Синопского спуска. Вскрыли и залили асфальтом. Но разве так подходят к месту, увековечившему разгром турецкой эскадры в Синопской бухте? И разве нужно спиливать деревья, замечательные каштаны и платаны, на Центральном холме?

С деревьями в российском Севастополе вообще не сложилось. Это, конечно, не Симферополь, где лес рубят — щепки летят, но тоже своя печаль. В Артбухте, например, уничтожили голубую ель. Объяснили просто: она была с трещиной. Но как так? Почему бы не попытаться спасти ее? И так всё: легче уничтожить. К слову, те новые деревья, что высаживают в городе, не поливают — они сохнут и умирают.

А ведь надо понимать, что Севастополь был разрушен дважды. Марк Твен, приехавший в город после Крымской войны, писал: «Развалины, кругом одни развалины! Даже Помпеи сохранились лучше». Уничтожено было все — сметено, выжжено. И тем трепетнее севастопольцы относятся к каждому дереву в их городе. Приезжим чиновникам этого, похоже, не понять.

Взялись облагородить Фиолент. Тот самый, где вдохновился Пушкин, когда одновременно взирал на легендарный храм Девы и на Свято-Георгиевский монастырь. Здесь проповедовал Андрей Первозванный. И вот — благоустраивают: стандартная плитка, дешевенькие беседки, и даже на Яшмовом пляже появились кричащие кабаки. Таким ли мы хотим видеть Фиолент? Реставрируется — долго, долго — и Малахов курган.

Или вот показательная история: из Балаклавы хотели — и хотят, пусть и подзатихло благодаря общественному возмущению — сделать российское Монте-Карло. Вот только спросил кто-нибудь местных, что они думают об этом? А если бы спросил, то понял, что они против. Им не нужны дорогущие спа-отели на склонах гор и закрытая стоянка для элитных яхт и катеров. Им нужна аутентичная модернизация. Нужны не Нью-Васюки, а своя Балаклава. Не стройте нового — лучше снесите бетонных уродов времен Януковича. Сохраните атмосферу купринской Балаклавы.

Да, Севастополь нужно приводить в надлежащий вид, но это не должно делаться так, как сейчас: по обычным лекалам, без учета традиций. Особенно если идет тотальная застройка города. Бетонные монстры растут, как папилломы на теле с ослабленным иммунитетом. Уничтожаются пляжи, которые непонятным образом сдаются в аренду. Уничтожен, по сути, единственный в городе парк — легендарный парк Победы. Его для чего-то взялись реконструировать. Спустили сотни миллионов — или уже миллиарды? — рублей; один подрядчик, второй, а толку нет. И вот приезжают в город-герой туристы, идут к пляжу через парк Победы, а там — ямы и котлованы. А симпатичен ли сам проект? Учитывает ли он историю города?

То, что творится в Севастополе, делается без любви к городу, без понимания его истории. Это бестолковое и скорострельное освоение бюджетов. Точно такое же можно было бы лепить в любом населенном пункте России: серая плиточка, уродцы-дома, как бы богато и очень безвкусно.

И как это вяжется с тем, как позиционируется Севастополь? Ведь мы все помним слова о сакральном центре России. («Заметьте, не я это предложил».) Но как будет выглядеть храм, если отделать его в духе торгового центра? В лучшем случае он вызовет удивление, граничащее с возмущением, а в худшем — сгорит. Поэтому не стоит севастопольским властям делать удивленные глазки, вопрошая: а что не так, почему народ бунтует? Да потому, что если подходить к таким местам, как Севастополь, то делать это с душой и с мозгами, а не как сейчас.

Или вот последняя новость: в Севастополе разрешат застраивать историческую часть города. Да, министерство культуры обещает, что историческому облику города ничего не угрожает, но свежо предание… Потому что мы знаем это «ничего не угрожает», встречали его в других городах, в том числе и федерального значения. Не сомневаюсь, скоро где-нибудь на Большой Морской — той, что после Великой Отечественной войны, как и все городское кольцо, восстанавливали усилиями лучших советских архитекторов, — вырастет очередной стеклянно-бетонный Годзилла. И кто-то на этом хорошо поимеет.

Все это происходит, несмотря на то, что в начале 2016 года Севастополь был включен в перечень исторических поселений федерального значения. Ограничили застройку, но позже губернатор Овсянников заявил, что из-за этого городские власти не могут реализовать ряд проектов ФЦП. Вон ямы в парке Победы еще не закопали.

Однако фокус в том, что севастопольцы, привыкшие отстаивать свой город не только в военное время, вряд ли стерпят то, как станут уродовать Севастополь. А значит, быть массовому недовольству. К тому же еще свежи раны от скандального генплана, который, к слову, повторно обсуждать не пожелали.

И все это тем отвратительнее, если вспомнить, с каким чувством четыре года назад севастопольцы возвращались в Россию. Да, многие шли за пенсиями (тут отдельная трагикомедия), но многие с искренним чувством — в надежде, что на Родине их поймут, примут и не станут уродовать то, что дорого. Однако, судя по тому, как обращаются с Севастополем, разочарование будет серьезным. Возможно, куда сильнее, чем тот пиетет, который севастопольцы испытывали четыре года назад. И сакральный центр утратит не только облик, но и дух, а ведь город еще недавно объединял Россию.

Севастополь будет делать это и впредь, но только если с самим городом начнут поступать по-человечески, а не обращаться как с «одноруким бандитом», на котором можно сорвать большой куш, а потому — бей сильнее. Так ведь и добить можно.