Поколение оккупации. Молодые крымчане рассказывают истории своего взросления

Getting your Trinity Audio player ready...

За семь лет оккупации родились и выросли крымские дети, которые никогда не жили в украинском Крыму, не могут помнить Украину. Однако для многих молодых крымчан, достигших сознательного возраста в 2014 году, события оккупации оказались болезненными и значимыми.

На фото Виолетта из Алушты выехала в 2014 году в Киевскую область в возрасте 10 лет, фото Элифа Бекирова. Статья и фото впервые опубликованы в журнале НВ в рамках проекта «Крымская редакция».

Это поколение крымчан, которое никогда не жило во времена СССР, Россию воспринимало как соседнюю страну. Когда родители и бабушки возвращались «в родную гавань», их дети болезненно переживали шок и предательство взрослых.

В феврале 2021 года у нескольких школьников, которые были свидетелями оккупации, возникло желание поделиться своими историями со сверстниками. Так появился проект Оккупация глазами подростков. В рамках этого проекта школьники из лицея Educator записали более 50 интервью подростков с оккупированных территорий. Публикуем некоторые из них.

Виолетта, 16 лет. Родилась и проживала в Алуште, выехала в 2014 году в Киевскую область в возрасте 10 лет

Я родилась в Алуште, училась в физико-математическом лицее. До 2014 года учителя говорили: «Мы украинцы, мы Украина, наш язык — украинский». Мы всегда изучали свои традиции, пели украинские песни, ставили спектакли ежегодно в день рождения Шевченко. Но однажды к тебе приходят люди, твоя учительница говорит: «Мы в составе РФ», хотя все понимают, что Крым — незаконно оккупированная территория.

Почему я всю жизнь была украинкой, а в какой-то момент мне кто-то говорит, что я уже другой национальности? На последнем звонке в конце 4-го класса учителя хотели, чтобы мы спели гимн России. Это было очень болезненно и унизительно. Потому что в моем сердце сеют чужое зерно, навязывают чужие принципы. Вот это предательство учителей стало шоком для нас. Помню, как выходила на улицу и на асфальте рисовала «Слава Украине, героям слава», на следующий день эти надписи исчезали, но я рисовала снова. А еще ходила по улицам, включала гимн Украины, у меня была футболка с надписью Ukraine, и, когда бабушка не видела, я надевала ее, собирала таких же подростков, чтобы доказать обществу и окружающим, что оккупация — это неправильно. Не знаю, как взрослые этого не понимали, если даже маленькие дети это почувствовали.

Я и мои сверстники родились в Украине, изучали уже современный взгляд на историю, Россию воспринимали просто как соседнее государство. Не считали ее братской, просто государство с одной стороны границы, и все. Неправда, когда говорят, что Крым хотел вернуться в Россию. Вся молодежь и дети пережили тогда шок.

Я верю в деоккупацию Крыму. Это лишь вопрос времени. Возможно, она не будет такой быстрой, но верю, что это произойдет. Теперь уже в Крыму рождаются дети, которые считают себя гражданами РФ. Очень важно после деоккупации не повторить методов России 2014 года, чтобы не нанести этим детям такой травмы, как нам тогда. Уже сейчас надо готовиться к тому, как будем заходить в школы и рассказывать крымским детям правду.

Андрей, 25 лет. Родился и жил в Феодосии, выехал в 2014 году в возрасте 18 лет, воевал в добровольческом батальоне до 2015 года. Подписал контракт с ВСУ

В феврале 2014-го увидел новость о захвате Совета министров Крыма неизвестными вооруженными людьми. Я почувствовал бессилие. Но решил делать хоть что-то. Начал помогать украинским морским пехотинцам, которых тогда заблокировали россияне в военной части. Российским военным я соврал, что у меня брат там служит. Собирали с друзьями деньги, покупали продукты, пытались помочь нашим.

Их сразу окружили русские, даже не стерли с БТРа герб морской пехоты РФ. Одеты были в специфический зеленый пиксель, который тогда увидеть в Украине было невозможно.

Я понимал, что жить в России не хочу. Приднестровье, Абхазия, Северная Осетия — везде, где приходит Россия, там временная пропасть. Нет ни одного намека на цивилизацию. Собрал личные вещи, 200 долларов было сбережений, ноутбук, и поехал в Киев. А потом увидел новости уже с Донбасса. Разворачивалась война.

В Конституции Украины есть статья 65, что защита государства — это обязанность гражданина Украины. Не право, а именно обязанность. Поэтому я побежал к ближайшему военкомату, где мне отказали, потом еще в двух отказали, потому что я из Крыма. У них вроде была какая-то тайная телеграмма, чтобы людей с оккупированных территорий в вооруженные силы не брать. И я отправился в добровольческое подразделение Правого сектора воевать. Тогда везде был хаос, армия не готова, медиков не хватает. Украина не была готова к войне.

Со временем в армии были произведены значительные реформы, армия стала профессиональной, сильной, современной. Но не произошло главного — нет социального запроса на непосредственное возвращение территории. Нация не стала агрессивной. Большинство не готово бороться за сохранение государства. Не надо бояться необходимого уровня агрессии. Нужно, чтобы призыв защищать государство у нас появился глобально, в национальных масштабах в обществе.

Даже если мы вернем просто пустыню, это вопрос самого факта того, что украинское государство как национальное государство состоялась.

Нияра, 18 лет. Родилась и проживала в Бахчисарае, выехала в 2014 году в возрасте 11 лет

Зимой 2014 года в Крыму чувствовалось напряжение, особенно в Бахчисарае, где проживало много крымских татар.

Сначала я ничего не понимала, на нашей улице постоянно обозначали дома крымских татар. Рисовали кресты, землей посыпали под воротами. Мы вытирали эти отметки, но на утро они снова появлялись. Постоянно ездили танки, мы видели так называемых зеленых человечков, замаскированных российских военных. Было страшно.

Тогда в Крыму крымские татары — это была настоящая сила сопротивления, поскольку нас было много и мы пытались противостоять оккупации. Происходили митинги, люди выходили на протесты, охраняли мечети.

В 1944 году из Крыма депортировали обоих моих прабабушек. Бабушку моего папы депортировали с двумя детьми, двух и пяти годиков. Ее муж воевал в это время. Он имел награды, очень известный, ему даже установили памятник в Харькове. Но советская власть на это не обращала внимания. Депортировала всю его семью. Мы, крымские татары, всегда помним, что тогда произошло. У нас это передается от поколения к поколению, чтобы дети знали и не забывали свою историю. У нас даже маленький ребенок знает, что произошло 18 мая 1944 года.

Только через 45 лет мои предки смогли вернуться в Крым, и это было очень трудно. Они не имели жилья, их дома заняли россияне, приехавшие с материка России.

Из-за этого события 2014 года для всех крымских татар стали настоящим шоком. Старые люди, пережившие 1944 год, а именно прабабушка моя, очень волновались. К тому времени она уже болела. Это стало ударом — снова переживать подобные события, захвата Крыма чужаками. Сначала мы надеялись, что все будет хорошо, но после «референдума» поняли, что ничего не наладится, что в Крыму оставаться опасно. Мой отец решил идти воевать, защищать Украину. Мы с мамой и младшим братом из Крыма уехали. Сначала жили в гостинице, кормили нас в церкви.

Мы хотели позвонить папе, но не могли, нельзя. Из-за этого очень волновались, боялись, что больше его не увидим. Но все хорошо, сейчас он уже вернулся с фронта.

В 11-м классе я решила изучать международные отношения. Поняла, какие у меня будут возможности масштабно преподнести вопрос крымских татар. Я смогу на весь мир сказать, как все было: как моя семья пережила 1944 год и мы с братом — 2014-й.

Виктория, 21 год. Родилась и проживала в Севастополе, уехала в Киев в 2019 году в возрасте 19 лет

Весь февраль 2014 года я провела в детском лагере, а возвращалась в Крым уже через блокпосты, повсюду были российские флаги. Очень пророссийскими стали учителя.

Я очень поздно поняла, что хочу уехать из оккупации. Только в 2019-м. Все это время с 2014 года я была в российском инфополе, просто в пузырьке. У меня не было никаких контактов в Украине. В какой-то момент пузырь лопнул, я познакомилась с девушкой, которая является ветеранкой, ко мне пришло осознание, что этот человек — старше меня на пять лет и уже ветеранка. Что идет война. До 2019 года я об этом не знала. Меня как будто ударили камнем по голове и я поняла, что надо переехать.

В моем представлении ветераны — это деды на 9 мая, а не 25-летняя девушка, которая воевала на востоке.

Когда я осознала, что Россия ведет войну и оккупировала Крым, а не «восстановила историческую справедливость», то поняла, что есть опасность с той стороны. Появился страх неизвестности.

Переехать оказалось нелегко, потому что у меня не было украинских документов, только свидетельство о рождении. Чтобы получить паспорт, мне требовалось присутствие в ГМС в Херсоне трех родственников, я оплатила дорогу туда и обратно своей маме, бабушке и тете. Родственников я уговаривала несколько месяцев.

Бывают моменты, когда я скучаю по семье. Но такого, чтобы сожалеть, никогда не было. Я на самом деле довольно разочарована тем, как хорошо сработала российская пропаганда в Крыму. Но за людей там точно надо бороться. То, что на полуострове остались только сепаратисты, — это неправда. Нельзя называть людей сепарами только за то, что они не готовы оставить дом и семьи. Но рано или поздно Крым вернется.

Сулейман, 15 лет, сын политзаключенного Энвера Мамутова. Родился и жил в Бахчисарае, выехал в 2018 году в Одессу в возрасте 12 лет, мать и шестеро братьев и сестер остались в Крыму

В 2014 году мне исполнилось восемь лет, я учился на отлично в крымскотатарской национальной школе, занимался футболом, ходил на борьбу, жил обычной жизнью.

Помню, как существенные изменения начали происходить в образовании, нам заменили учебники, добавили уроки русского языка и литературы, а все, что связано с украинским языком и литературой, исчезло. Теперь ее не изучают в Крыму.

Я тогда еще не очень понимал, что происходит, только видел, как взрослые болезненно реагировали на новости, особенно бабушки и дедушки. Наш народ по приказу из Москвы пережил депортацию из Крыма в 1944 году, и эта трагедия коснулась каждой крымскотатарской семьи. Моя бабушка, ей сейчас 81 год, была выслана в 4-летнем возрасте и до сих пор помнит те события. Она рассказывала, как ее и других маленьких детей долго везли в душных вагонах, как умирали люди и их просто выбрасывали из поезда.

Мой отец родился в депортации и после возвращения крымских татар на родину тоже переехал. Он очень много и тяжело работал, чтобы наладить жизнь, заботился о нашей семье. Был строителем, помогал бабушке в сувенирной лавке. Помню, как меня маленького он брал с собой, а я зазывал туристов. Когда я родился, отец начал организовывать в нашем районе праздники Ораза и Курбан-байрам. Празднование с соседями стало традицией, и я горжусь тем, что именно мой отец ее начал.

В мае 2016 на рассвете, мы еще спали, к нам в дом ворвались люди в масках с автоматами, провели обыск и забрали моего отца. Его арестовали, вывезли в Россию и в 2018 году безосновательно приговорили к 17 годам заключения. Сейчас он находится в колонии в Ставрополе (город в России).

Арест отца стал очень тяжелым испытанием для моей семьи. Вся забота о нас свалилась на мамины плечи. Первые 2−3 года мы практически не видели маму, все ее время забирали суды, поездки в следственный изолятор, сбор посылок для папы.

В 2018 году я попал в лагерь Хаджибей в Одессе. Познакомился со своим нынешним тренером Али Мурадовичем. Мне очень понравилось, и я попросил маму отправить меня в Одессу учиться. Так и переехал. Все эти годы я занимаюсь бразильским джиу-джитсу, стал многократным победителем и призером чемпионатов Украины, международных турниров. В этом году я стал помощником тренера. Хочу развиваться в спорте, добиться успеха на самых мощных турнирах мира.

Мой отец для меня самый смелый и самый отважный из людей. Ни он, ни другие политзаключенные не являются террористами. Мы, их дети, мой народ — они не террористы.